Вскоре Нэнси вернулась из спальни в потертых джинсах и в свободном свитере. Если бы Бретт выбирал ей одежду, он не мог бы выбрать лучше. Правда, джинсовая ткань довольно соблазнительно облегала ее бедра и ягодицы, но зато у него не возникнет искушения пялиться на грудь Нэнси, когда они будут сидеть друг против друга за столом.
Не дожидаясь помощи Бретта, Нэнси надела куртку, и они вышли. Очень приличная пиццерия находилась всего в пяти минутах езды от дома Нэнси. Бретт предложил поехать туда, и Нэнси согласилась.
«Форд» насквозь промерз, Бретт слышал, что Нэнси стучит зубами, и представлял, как ей должно быть холодно сидеть на ледяном сиденье в довольно тонких джинсах. Бретт опять позволил воображению нарисовать то, что скрыто под джинсовой тканью, и от этих мыслей ему стало жарко.
— Прошу прощения за дискомфорт, — сказал он, — в фургоне было бы теплее, но я оставил его у магазина.
— Все нормально.
В пиццерии потолок сиял разноцветными рождественскими гирляндами, которые здесь не снимали круглый год. Колонны в псевдоримском стиле делили зал на отдельные кабинки. Им удалось занять кабинку подальше от шумной группы подростков, изо всех сил старающихся произвести впечатление на своих подружек, и не менее шумного семейства с детьми.
— Вы с чем любите пиццу? — спросил Бретт.
— С колбасой, грибами и зеленым перцем.
— Я тоже такую люблю. Возьмем две половинки. Моя тайная страсть — безалкогольное пиво из корней трав, обожаю его с детства.
— Отлично, сто лет не пила травяного пива.
Предлагая пойти в пиццерию, Бретт совсем забыл, как долго здесь надо ждать заказа. Придется дать Нэнси очередной урок, чтобы занять время.
— Я чувствую себя виноватым, что сорвал ваше свидание с Алексом, — начал Бретт, — но…
— Впоследствии я еще скажу вам спасибо?
У Нэнси была привычка смотреть прямо в глаза собеседнику, она не изображала застенчивость, не хлопала ресницами, не морщила носик, не теребила мочку уха, словом, не прибегала к всевозможным женским штучкам, призванным привлечь внимание к хорошенькому личику. Бретт попытался разговаривать с Нэнси, как с приятелем, но именно он первым стал проявлять признаки беспокойства и затеребил салфетку.
— Поверьте, Алекс не обескуражен. Вы только обозначили основные правила игры.
— Поначалу я злилась, но, наверное, вы правы. Кристоферу я позволяла все решать за меня, наверное потому, что у нас в семье все решает отец. Он отставной военный, и это очень заметно.
— Чем он сейчас занимается?
— Работает в страховой компании. Вы не поверите, но моя мать никогда по-настоящему не работала, в основном она играет в бридж с приятельницами. А чем занимаются ваши родители?
— Отец — полицейский, мама сейчас помогает мне в магазине, а раньше работала медсестрой в больнице. Она выросла в большой семье и хотела иметь шестерых детей, но так вышло, что после нас с Вайолетт она больше не могла рожать. Теперь ей не терпится получить внуков. Надеюсь, Вайолетт скоро ее осчастливит, тогда на меня будут меньше давить.
— Вряд ли, — усмехнулась Нэнси. — У моего брата двое детей, но бабушкам, по-моему, всегда мало.
— Еще бы, они ведь играют только с хорошими мальчиками и девочками, а плохих отсылают к родителям.
— Вы рассуждаете как циник.
— Возможно. Нэнси, чем вы занимаетесь в свободное время?
Он узнал, что у нее есть подруги — это хорошо, она занимается спортом — еще лучше. К тому времени, когда наконец подали пиццу, Бретт заключил, что в характере Нэнси нет ни одного серьезного изъяна, который затруднил бы ей путь к алтарю. И чем скорее она закончит его «школу», тем для него же лучше. Бретт оказался между молотом и наковальней: другие женщины его по-прежнему заводили, но мысли о Нэнси и о ее проблемах сильно отвлекали внимание.
Обычно Бретт не видел ничего плохого в том, чтобы быть с одной женщиной и думать в это время о другой, но, хотя Нэнси обладала прекрасным телом, ее установка на брак здорово раздражала Бретта. Нэнси для него недосягаема, только его либидо почему-то об этом забывает.
Пицца была горячей, только что из печи, и, когда Бретт положил на тарелки по куску, за ними потянулись нити расплавленного сыра.
— Вы собираетесь есть пиццу вилкой? — поддразнил он.
— Только сначала, пока она немного не остынет и перестанет капать сыр.
Нэнси подхватила губами свисающую нитку моццареллы и втянула ее в рот. Бретт смотрел на нее как завороженный и так увлекся, что даже забыл откусить от своей порции.
— Ммм, вкуснотища, хотя и горячо! — восхитилась Нэнси. — Но я люблю все горячее.
К ее нижней губе прилипла капелька соуса. Недолго думая, Бретт протянул руку через стол и стер соус своей салфеткой.
— Ой, ну вот, теперь вы подумаете, что я неряха! — огорчилась девушка. — Я нарушила еще какое-то правило?
— Ни одного.
Бретт не собирался рассказывать Нэнси, что поедание пиццы она ухитрилась превратить в высшей степени эротичное зрелище, причем это явно получилось у нее само собой, не преднамеренно. Должно быть, Кристофер или полный идиот, или никого, кроме себя, не видит, если вообразил, что найдет женщину лучше Нэнси. А может, когда дело дошло до брачных обетов у алтаря, он просто струсил? Бретт не мог строго судить парня, который, заслышав свадебные колокола, запаниковал: он и сам боялся брака как огня.
Нэнси и не заметила, как уплела половину пиццы, а когда спохватилось, было уже поздно. После обильной трапезы ее одолела сонливость. Правда, бодрящий уличный воздух и холод внутри «фольксвагена» слегка взбодрили ее, но не настолько, чтобы она успела придумать какую-то уловку и распрощаться с Бреттом у подъезда и идти дальше одной. Хотя у них с Бреттом состоялось ненастоящее свидание, Нэнси было хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо.